Его мать объяснила ему, что он видел во сне то, о чем мечтал, — братьев, которых у него не могло быть, лошадей, на которых ему запрещено было кататься.

И он считал это объяснение разумным. Вплоть до коронации.

Тогда Завиан остановил взгляд на короле Закари и увидел чтото, что хорошо знал, и сразу почувствовал, как его обуревает страх. Потом он понял, что не только у него возникло это чувство, потому что, когда королева Стефани приветствовала его, он прочел в ее глазах испуг и… вопрос? Она так испугалась, что чуть не потеряла сознание. Закари подбежал и увел ее, даже не взглянув на Завиана.

Конечно, он мог бы и забыть об этом эпизоде. Но ему стали приходить письма. Были и телефонные звонки. Иногда он получал приглашения. От них. Все это Завиан игнорировал, но сегодня долг требовал, чтобы он увиделся с Закари и Стефани.

Завиан чувствовал себя лучше всего, когда мог размышлять в одиночестве. Но сегодня размышлять ему не хотелось. Он даже осмотрел парадный зал, где должно было состояться торжество, — просто чтобы убить время. Сегодня он никак не мог оставаться один. Этот день нельзя пережить, если Лейлы нет рядом. Обычно он не придавал значения ссорам, но сейчас, что редко с ним бывало, чувствовал настоятельную необходимость объясниться, поставить все на свои места, добиться, чтобы она была рядом, и не только формально.

До встречи с Лейлой любые его потребности удовлетворялись мгновенно. А с Лейлой все не так. Потребность остается. Потребность, которую нельзя объяснить…

Он побрился, умылся. Пройдет еще несколько часов, прежде чем он снова увидит Лейлу. Его терпение истощилось как раз в тот момент, когда Акмаль пришел, чтобы уточнить разные мелочи.

— Вот изумрудное ожерелье Кьюзи. — Он открыл ларец. — Королева должна сегодня надеть его.

Завиан взглянул на сверкающую драгоценность, которую должна носить супруга короля Кьюзи во время официальных мероприятий. Это были редкой красоты камни, символ богатства Кьюзи. И вероятно, именно он должен их вручить королеве?

— Я сам отнесу его Лейле.

— Но ее величество должна надеть его только вечером, — заметил Акмаль. — Сейчас ее готовят…

— Значит, я отнесу его ей прямо сейчас! — И взглянул на Акмаля так, что тот не посмел возражать.

Завиан сказал себе, что ему надоели традиции, и вызвал камердинера, чтобы тот облачил его в королевские свадебные одежды. Он решил, что все это глупо. Они же муж и жена. Так почему им нельзя быть вместе? Он — король. Правила устанавливает он. «И конечно, — решил он, идя по коридору к ее спальне, — такая традиция лучше: я, правитель, сам вручаю жене этот дар».

Завиан толкнул ее дверь, еще не готовый признаться, что единственным человеком, которого он хочет сейчас видеть и в ком единственно сегодня нуждается, была она.

Глава восьмая

Лейла сидела в теплой воде с ароматными бальзамами и задумчиво смотрела в открытую дверь балкона на сонный океан. Прислужницы готовили ее одежды. Все шло, как полагается, но она не находила покоя.

В ее жизни было много церемоний, слишком много, чтобы вспомнить их все, и она хорошо знала, что это такое — одиноко сидеть среди гостей за пышно убранным столом рядом с какимнибудь придворным. Сегодня рядом с ней будет Завиан, ее муж. И всетаки ей было одиноко. Изза него.

Он даже не попытался извиниться. Извинения ниже его достоинства. Так он наверняка скажет ей, если она потребует извинений.

Завиан обещал дать ей наследника. Это он сделает. Возможно, уже сделал… Она подумала о чуде, которое вскоре должно произойти, и ее рука потянулась к животу. Она должна быть довольна. Но почемуто Лейла не чувствовала никакой радости.

Лейле уже хотелось, чтобы Бейджа оказалась права — их союз был чисто физиологическим. Она просто исполняла еще один королевский долг. Но Завиан уже так вошел в ее жизнь, что ей захотелось большего, чем исполнение королевского долга. Она хотела иметь не наследника, а их ребенка, хотела мужа, а не титул.

И тут человек, о котором она постоянно думала, вошел. Ее смущенный, встревоженный взгляд обратился к нему, и она молча лежала в ванне, пока он отсылал прислугу и закрывал дверь.

Он никогда не был так красив.

Чисто выбритый, впервые после пустыни, в черных, шитых золотом одеждах, он выглядел сильным, волевым и совершенно неотразимым. Но она была слишком горда и сердита, чтобы выражать свое восхищение им.

— Ты не должен сюда входить.

— Глупое правило.

— Возможно, ты так считаешь. А мне оно нравится. Это хорошо — спокойно отдохнуть и приготовиться к такому торжеству.

— Глупо, что мы должны были спать отдельно.

— Мы много ночей будем спать вместе. — Лейла пожала плечами, и вода заволновалась вокруг нее. А Завиан хотел одного — залезть к ней в ванну и поцеловать ее в шелковые губы…

— Ты не скучала обо мне этой ночью? Не лежала без сна, думая обо мне?

— Конечно, я не спала, — сказала Лейла. — Я была так рассержена, что не могла спать! Мне хотелось сообщить тебе коечто, воздать тебе по заслугам за твои злые слова. Должна признать, вчерашняя сцена была несколько обескураживающей…

И даже в этот день, когда страх сжимал его сердце, а туманные опасения приняли зримые формы, даже сейчас она заставила его улыбнуться.

Она была его ровней.

Его глаза ласкали ее нежные плечи. Если бы желание могло осушать воду, Лейла вся оказалась бы тут, перед ним, чтобы он мог любоваться ею. Он молча сел на край ванны, некоторое время просто смотрел на нее, а потом протянул ей дар, назначенный королеве Кьюзи.

У Лейлы было много драгоценностей. Она носила их столько, что иногда они ей надоедали. Но это… Ее глаза расширились. Это хитросплетение изумрудов и бриллиантов напоминало чистые струи сказочного фонтана. Но этого было недостаточно.

— Это твой способ извиняться?

Он услышал жесткую нотку в ее голосе.

— Можно сказать и так.

— Драгоценностями меня не купишь.

— Извини меня за то, что я наговорил вчера. — Завиан никогда не произносил таких слов, и она никак не ожидала услышать подобное из его уст. Она готова была услышать объяснения, может быть, какойто намек на причину, но никак не извинения. И ее сердце растаяло. И смутилось, потому что он дал ей еще одну частичку себя. А поскольку Завиан был Завиан, он мог быстро забрать ее обратно. — У меня было очень тяжело на душе, — признался он.

— Почему? — спросила она. Завиан покачал головой. — Ты мне не скажешь?

— Ты все говоришь мне, Лейла? — спросил Завиан и увидел, как она покраснела. — Ты рассказываешь мне обо всем, что у тебя на душе?

— Нет.

— Почему?

Молчание казалось бесконечным, и Завиан наконец его нарушил:

— Когданибудь так будет, — сказал он, и ее сердце рванулось навстречу. — Когданибудь, надеюсь, скоро, мы будем готовы всем делиться друг с другом. Но не сегодня. Сегодня придется через чтото пройти, чтото сделать. Прошу тебя, прости меня за вчерашнее! Просто у меня коечто лежит на душе… Но я надеюсь, что у нас все будет замечательно. Ты для меня больше чем жена, Лейла.

— Ты для меня больше, чем муж, Завиан, — призналась Лейла, — и я принимаю твои извинения и твой дар.

— Извинения тебе приношу я, — сказал Завиан, — а дар — наша щедрая земля. Это ожерелье носили моя мать, и моя бабушка, и многиемногие до них. Из поколения в поколение невеста короля надевала это ожерелье. — Его голос гипнотизировал так же, как и само ожерелье, которое он достал из футляра. — Лучшие камни, найденные в недрах Кьюзи, ограненные и соединенные в единый узор. Это ожерелье напоминает нашему народу о наших богатствах, о земле, чьи дары кормят нас. — Он наклонился вперед и приложил ожерелье к ее груди. Она ощутила на своей коже прохладную тяжесть, а он встал позади нее, застегнул застежку и выпустил ожерелье из рук. — Сегодня ты наденешь ожерелье королевы Кьюзи. Сегодня народ увидит достоинства нашего союза. — Завиан гордился ею, и он открыто говорил ей об этом. — Мы найдем способ. — Стоя сзади, он медленно, нежно целовал ее обнаженные плечи. — Мы переживем сегодняшний день, а потом будем постоянно вместе.